Папа или «Не ссы!»

Странно и почти невозможно поверить, что кто-то не знает, что это такое, хотя в наше время такое сплошь и рядом. Что такое Папа. Тот самый Папа, вечно отстраненный и задумчивый, чьи мысли всегда были устремлены в неизведанные дали, куда многие просто даже побоятся заглянуть.

И не так уж важно, что тогда, в детстве, Его было не понять, и Он, иногда, казался таким чужим и отчужденным. По Его молодому, еще не испещренными морщинами лицу, что почти всегда скрывали борода и усы, было трудно понять, когда Он шутит, а когда серьезен. Даже когда Папа ругался, вгоняя в краску, бывало казалось, что он шутит. Огромная скала, которая всегда возвышалась рядом, и посмеивалась в усы о чем-то своём, только ему тогда понятном. Надежная и неприступная крепость.

Он никогда не жалел и не сюсюкал, не бежал поднимать упавшего несмышленыша, а лишь подходил и протягивал руку. Руку с неба, с каких-то заоблачных высот. И за нее невозможно было ухватиться, только жалко уцепиться за мизинец, который с трудом умещался в кулаке. А потом Он снова уходил вперед, и за Его неторопливо шагающей фигурой приходилось нестись во весь опор, чтобы не дай Бог не потерять из виду. Не потерять, чтобы не остаться одному в этом мире.

Не важно и то, что ругались, уже много после, и было обидно до слез, что Он не понимает, хотя Он абсолютно точно всё понимал, и даже больше. Он всё видел и почти всё знал. Знал ответ на любой вопрос, но все Его ответы тогда казались неправильными, и хотелось кричать: «Нет, Ты не прав, всё не так!» А потом, очень глупо и неудобно себя чувствовать, когда осознавал, что Он был прав. И всё равно не признаваться в этом из упрямства. И это Он тоже понимал, и не настаивал.

Отец, всегда удивительно спокойный и даже отрешенный, когда казалось, что весь мир катится к чертям из-за очередной маленькой катастрофы, что казалось бедой вселенского масштаба. И это спокойствие заражало, и как-то молча, Он обычно молчал, вселяло уверенность, умиротворяло. Уже готовые сорваться градом слезы исчезали сами собой, и появлялась готовность бороться дальше. Бороться, хотя бы просто из вредности и на чистом энтузиазме. Но и это, по сути, не так уж важно.

Не важно и то, что Отец действительно переживал из-за наших неудач, но никогда не показывал вида. Гордился нашими победами, но никогда не показывал и этого. Давал самим ощутить чувство триумфа. То самое сугубо индивидуальное чувство. Не когда ждешь похвалы, а самостоятельное упоение победой, хотя и хотелось, чего уж, услышать Его похвалу. Редкую и до невозможности скупую, за то всегда честную и от того по настоящему дорогую.

Самое важное то, что навсегда останется в памяти, как маяк указывая дорогу. Воспоминание о чем до сих пор мотивирует в самых тяжелых и неприятных ситуациях, это Его простые и по-мужски резкие слова, которыми я хочу поделиться с теми мужчинами, кто сейчас или впоследствии окажется в беде, будут готовы отчаяться.

Когда это происходило со мной маленьким, Отец, своей громадной сухой и почему-то очень горячей ладонью, которая в этом момент закрывала полнеба, взъерошивал ежик волос на моей голове и сквозь усы говорил: «Не ссы, Лягух, прорвемся.»

Прорвемся, надо только идти и помнить, что какими бы Отцы не были, но то, что мы вообще есть, это в первую очередь именно их заслуга. Отец один, и что бы не визжали обезумевшие от безнаказанности биороботы, Его не заменить никому.

© Олег Чекмарёв