Ребенок выпал из окна
Эпидемия падения детей из окон началась не вчера, даже не позавчера. Еще работая на «Скорой» мне приходилось выезжать к юным «парашютистам». Сезонность что тогда, что теперь, остается прежней – весна и первая половина лета. И сейчас нам в больницу порой доставляют жертв родительской безалаберности. Черт подери, все столбы утыканы памятками, про технику безопасности говорят из каждого утюга, а все не перестают надеяться на русский «авось»!
В тот день дежурство было тяжелым (впрочем, я не помню, чтобы в июне было как-то иначе). На моем столе в ординаторской уже давно остыла кружка с крепким чаем, заваренным часа два назад, вокруг монбланами возвышались кипы недописанных бумаг, а я все бегал по коридорам так, что взбесившийся мамонт обзавидуется. Переломы, вывихи, падения с велосипедов, ДТП… все смешалось в какой-то невообразимый конгломерат. Я уже счет времени потерял, как-то раз перепутал текущий день недели (среду) с понедельником. Хорошо, что не лето с зимой.
Очередной вызов в приемник застал меня тогда, когда я, улучив свободную минутку, решил посидеть на фаянсовом троне. Природа все настойчивее и настойчивее требовала своего и мне пришлось уступить ей – неизвестно, сколько я проторчу на первом этаже, а какать, пардон, ну очень охота было.
Ладно. Из комнаты уединения я двинулся куда следовало. Моим очередным пациентом была двухлетняя «парашютистка», решившая в отсутствие мамы катапультироваться из окна. Меня насторожило, что доставлена она была не по «Скорой». Ее привез дедушка, мужчина лет пятидесяти, что уже навевало на нехорошие размышления. В таких вещах отсутствие женщин как-то настораживает из-за своей нетипичности. Ладно, мало ли какие ситуации бывают.
Ребенок ничем не напоминал выпавшего из окна. Отчего-то ни одного перелома, даже паршивого вывиха не было видно. Состояние, что интересно, даже спьяну тяжелым не назовешь. Да, ребенок испуган, глаза на мокром месте, но девчонка никак не похожа на нуждающуюся в экстренной помощи. Я велел раздеть ее до трусиков и увидел, что тельце девчушки покрывали синяки, причем половина из них явно не сегодняшнего происхождения. И голова…
Половины волос на голове не было. Вообще. Среди клочьев жиденьких светлых волосенок зияли проплешины величиной с три пятирублевых монеты. Явственно прощупывались шишки, при надавливании на которых ребенок морщился и пытался заплакать. Но совсем не понравилась мне рана на темени. Небольшая, всего-то сантиметра два, но явно не ушибленная. Скальпированная. Небольшой участок кожи был буквально свезен и вместе с волосами завернут в рану. Крови было мало, что и неудивительно – такие раны плохо кровоточат, поэтому очень быстро инфицируются. В принципе, рана нетяжелая, тут не надо много ума, но откуда она взялась? Причем на ране не было гематомы, говорящей о том, что травма получена в результате удара. Ощущение такое, словно кожицу взяли и содрали каким-то орудием пытки.
И еще. Над бровью был явственно виден гиперпигментированный шрам, словно после ушибленной раны. Он выделялся на бледной коже так, что не заметить его было просто невозможно. Такие шрамы почти всегда бывают после долго заживающих ушибленных ран.
Все это «великолепие» было кое-как перевязано бинтами, залито зеленкой (туда, похоже, не менее ведра влили, не пожалели медикамента) и залеплено комками ваты - явно было сделано в домашних условиях.
Я вызвал нейрохирурга и начал расспрашивать, что случилось.
- Да дочка недоглядела и Машка из окна вылетела, - нехотя пробурчал мужик.
- С какого этажа упали?
- С шестого.
- На что упали: на землю, асфальт, крышу?
- На землю… нет, на асфальт… ну я не знаю, с ними не живу… - замялся он.
- Упали сегодня?
- Ну да, а когда ж еще?
- Я не знаю. Судя по застарелым синякам на теле, вы падали неоднократно.
- Так это же ребенок! – мужик посмотрел на меня как на идиота. – Бегает, прыгает, ударяется…
- Так активно бегает и прыгает, что все тело в синяках?
- Ну наверное… я ж говорю: не живу я с ними. Вы делайте что-нибудь, чего вопросы задаете?
- Для того, чтобы что-нибудь делать, я должен сначала выяснить, что у вас произошло. Вы простите… как вас?
- Василий Иванович (имя вымышленное) – представился мужчина.
- Василий Иванович, вы простите, но картина непохожа на падение с высоты, тем более с шестого этажа. Травмы должны быть тяжелее. Вы точно знаете, что внучка ваша выпала? Вы лично видели?
- Нет, я не видел, я на работе был. Мне дочь позвонила и попросила отвезти Машку в больницу.
- А почему она сама не приехала?
- Ну какое ваше дело? – раздраженно спросил Василий. – Не смогла, значит.
- Почему «Скорую» не вызвали?
- Вашу «Скорую» пока дождешься, помереть можно! Нам самим проще.
- За время поездки у ребенка не было тошноты, рвоты?
- Да нет, не было…
- Сознания не теряла?
- Вроде нет…
- Так вроде или нет?
- Ну-у-у… дочь не говорила, а я не видел. Сам довез ее, нормально, вроде ничего…
- Ясно. Ну, ждем нейрохирурга.
- А зачем? – воззрился на меня Василий.
Я вкратце объяснил, зачем, но мне уже было ясно – ни хрена он там не найдет, ну нет признаков ЧМТ, хоть ты тресни. Меня больше беспокоил вопрос застарелых синяков и странной раны на голове. Так оно и случилось. Никакой ЧМТ не было и в помине, как я и предполагал.
Пока я оказывал первую помощь, обрабатывал рану, перевязывал, мне сердце все больше и больше подсказывало, что дед врет. Конечно, всякие случаи в жизни бывают, на моей памяти пьяный шарахнулся с четвертого этажа и отделался вывихом руки. Бывает, что дети вылетают из окон и им везет. Но тут что-то уж очень легкие травмы. Да и нетипичные – целый сонм застарелых синяков, которые ребенок во время игры никак получить не может и свежайшая скальпированная рана на голове. Странное сочетание. Нет, дорогой мой, мыслил я, в упор глядя на ребенка и делая вид, что думаю – что-то ты недоговариваешь. То ли сознательно, то ли не все знашь. Ладно, поглядим…
- Позвоните маме, пусть она приедет.
- Она не приедет, это я точно говорю. Не может.
«Или не хочет» - подумал я.
- Ладно. Тогда будем госпитализировать. У вас есть паспортные данные мамы или отца?
- Как госпитализировать? – Василий вытаращил глаза. – Зачем это?
- Вы же сами сказали, что она у вас из окна выпала. – сказал я. – Ее надо понаблюдать, мало ли что проявится. Да и синяки на ее теле мне не нравятся, рана вон на головке нехорошая. В общем, звоните маме, пусть сегодня приедет, с ней лежать будет.
- Не-не-не, я не согласен! Окажите помощь, сделайте что надо и мы поехали.
- Нет, уважаемый, так дело не пойдет. Я не знаю, что там у нее внутри, это надо минимум три дня обследовать (тут я соврал, ну да ничего, порой это действует). Так что мы оформляем, а вы давайте, везите маму сюда. Я вас не могу отпустить просто так.
- Да не отдам я вам ее! – мужик говорил так, словно я предлагал ему голым выйти на улицу. – Давайте я подпишу, что мы сами отказываемся от вашей больницы, вам не придется отвечать, мы ответим за все.
- Нет уж, Василий Иванович, пусть это мама решает. Пока ее нет…
- Пока ее нет, я отвечаю – перебил меня Василий. – Я ее дед, а не кто-нибудь.
- Василий Иванович, по закону представителем ребенка является мать. Мать, а не кто-либо еще. Или отец. А вы можете быть таковым только при наличии доверенности от родителей. Она у вас есть?
- Да что вы говорите? – возмутился тот, - Всю жизнь бабушки и дедушки ходили в поликлиники и все было нормально. Что у вас тут за порядки?.. – и Василий минут пять бушевал в уже до зевоты приевшемся стиле «я-буду-жаловаться».
Я терпеливо дождался окончания словоизвержения и заметил:
- Можете жаловаться, но сначала прочитайте Семейный кодекс и 323-й закон. Там все ясно и четко сказано. А про поликлиники – к ним все вопросы, у нас не поликлиника и все порядки соблюдаются четко.
Тут я покривил душой – честно говоря, бардака и у нас хватает (а где его нет?) и выполняется как надо далеко не все. Но это зачастую физически невозможно – многие служебные документы так составлены, что допускают двойное, а то и тройное толкование и нередко взаимоисключают друг друга. Нечего им там, в минздраве, делать, вот они и переводят бумагу.
Мужик, сопя, как целое паровозное депо, начал одевать внучку (она так и сидела в одних трусах – у нас довольно жарко, сплит сломался, а менять его не спешат). «Не будем мы у вас лежать!» - с апломбом, словно мы заставляем, заявил он.
- Скажите, а почему у ребенка полголовы выдрано? – выстрелил я ему в спину вопросом. – Вы ее что, за волосы таскаете? А рана такая откуда? Ударили?
Василий застыл в дверях как соляной столб. Повернулся ко мне как солдат по команде «кругом!»
- Кто тебе сказал (он перешел на «ты»), что это я? Да я тебя за клевету…
- А я не знаю, ты или не ты, я тебя не обвиняю, - не посчитал нужным и я играть в джентльмена. – Если не ты, то твоя дочка, то-то она не приехала. Или кто у вас там еще живет. Пожалуйста, уезжай, но жди приезда веселых ребят в погонах. Я им лично сообщу о подозрениях, а за подозрения ты меня не привлечешь.
- Да какое тебе вообще дело до этого? Полечил и слава богу, а мы там сами уж как-нибудь разберемся!
- Разберетесь, конечно… с помощью следователей. Ну так как, ложимся и вызываем мать или горишь желанием с ментами пообщаться? Ах, да, еще же опека есть, прокуратура… много что придумано. Так что?
Наверное, если бы взглядом можно было испепелять, то от меня осталась бы даже не горстка пепла, а несколько молекул – таким взглядом жег меня Василий. Но когда до него дошло, что я не шучу, он вздохнул так, словно воз в гору тащил и опустил седалище на то место, где оно было пять минут назад. Взялся за телефон и обреченным тоном стал бубнить в микрофон: «Тут.. это… ментами угрожают… тебе надо приехать… я не имею права подписывать, говорят, что мать должна… паспортные данные… короче так вот… правила какие-то новые… задолбали…». Я вполуха слушал и оформлял бумаги. Даже если мать приедет и откажется от вызова полиции (как оно и случилось впоследствии), я все равно буду обязан сообщить туда – травмы ребенка носят явно криминальный характер и мнение родителей здесь никого не волнует. Разумеется, говорить я об этом не стал – пусть это будет для них сюрпризом.
Мать приехала, баба лет 25-27, сразу видно – потасканная, но не алкашка. Даже свои документы привезла, видимо, чтобы не погнали за ними – кстати, я был готов так и сделать. Провоняла весь приемник мятной жвачкой, ментолом и табаком (она, зажевывая курево, наверное думала обмануть мой нос, которому чего только нюхать не приходилось!), разматерила всю систему здравоохранения, больницу и наши порядки, в темпе вальса, не глядя подписала то, что я ей сунул и с победным видом, подхватив девочку, удалилась. Ее визит продолжался не более пяти минут. Ни на один вопрос она не удосужилась ответить; делала вид, будто не слышит. От моего внимания не ускользнуло то, что маленькая заплакала, когда мамаша взяла ее на руки.
В предпоследний день работы, перед отпуском на очередной пятиминутке затронули мой случай. Главный похвалил меня за действия (лучше бы премию дал) и сообщил, что я не ошибся – ребенка в семье избивали. Семья, кстати, однополая – «мать» и бабка, а Василий, хотя и дед, но сбоку-припеку, со своей женой не живет уже черт-те сколько. Его позвали, когда бабы, сообразили, что ударив ребенка по голове, они, пожалуй, перегнули палку, чтобы он отвез внучку ко мне. Ну и подписал отказ от вызова полиции. Самим, видимо, ссыкотно было. Ну, поставили на учет в опеке. Глав еще выразил надежду, что мамаху с бабкой посадят, но у меня в этом до сих пор сильные сомнения – думаю, не надо объяснять, почему. Хотя бы потому, что девочка так и осталась с ними. Но, может, к тому времени, как я это пишу, уже изъяли?
Теперь, читая очередное сообщение про выпавшего из окна ребенка, я непроизвольно напрягаюсь…
