Половой отбор у людей.Вопросы и Ответы к Главе 3

Новичок, начни здесь!

Итак продолжим, Камрады.

<--- Предыдущая часть

Начало книжки (с Аннотацией) ---> Половой отбор у людей. Начало книги

Целиком эту отличную книжку можно совершенно бесплатно скачать тут - Половой отбор у людей

Вопросы и ответы к Главе 3

Вопрос. Ну а сколько, по мнению авторов, должно быть у человека потомков, чтобы считать, что «репродуктивный успех», типа, «состоялся»?

Ответ. Так это же относительное всё. :) Скажем, если через несколько поколений у одного человека в разы будет больше потомков, примерно такого же или более высокого «генетического качества», чем у другого, то его репродуктивный успех (на тот момент времени!) будет явно выше.

Вопрос. А авторам не кажется, что в книге слишком много внимания уделено именно фактору внешности?

Ответ. Подумай вот о чем, уважаемый читатель: как так получается, что мужчины вообще могут сексуально возбуждаться на красивых кукол, похожих на женщин (то есть зная, что это кукла, а не живой человек)? Выходит, что та часть нашего мозга, которая отвечает за сексуальное возбуждение, реагирует, в первую очередь, именно на внешность. То есть именно для сексуального возбуждения — внешность крайне важна.

Не стоит правда забывать, что для женщин важна еще и «крутизна» мужчины. Как пример, не очень многим женщинам, как сексуальный объект, реально интересен стриптизер, слишком уж невысокий у него статус (хотя некоторым женщинам — вполне, особенно для кратковременных связей; ведь уровни фильтров у разных женщин — разные). Заметим, что некоторые женщины могут даже использовать красивую силиконовую куклу мужчины для секса, но что они при этом представляют у себя в голове?

Еще на ту же тему: реально успешный жигало не должен, по крайней мере, восприниматься женщинами как низкостатусный парень. Что довольно непросто, раз он изначально (а не просто временно, в силу каких-то обстоятельств) живет на их деньги, хотя у некоторых мужчин это отлично получается) — это одна из причин (не единственная, конечно) того, что мужчин жигало так мало. В отличии от женщин содержанок, которых наоборот — не мало.

Вопрос. А все-таки, где экспериментальные доказательства обратной корреляции между вредными (для здоровья) мутациями и красотой?

Ответ. Про эту зависимость говорят, хотя и очень осторожно, даже некоторые официальные ученые, хотя это еще не доказано прямо. При этом, как мы уже отмечали, существует исследование, показавшее, на очень большой выборке, заметную корреляцию между здоровьем и красотой.

Однако, как мы уже отмечали, не приходится надеяться на непредвзятость в этом вопросе. Если такие исследования когда-нибудь и проведут (что уже маловероятно и представляет серьезные научные трудности — мы немного раскрыли этот момент в Вопросах и Ответах к Главам 1 и 2), то скорее всего лишь для того, чтобы «опровергнуть» подобные теории. Чтобы объявить, что они, якобы «не подтвердились» (пользуясь тем, что обычный человек не разбирается в статистических методах и в целом доверяет науке и не сможет проверить достоверность их выводов). Современный мир крайне политкорректен, что имеет побочный эффект в виде предвзятости в отношении «неполиткорректных» научных концепций. Чисто на всякий случай: мы, в целом, не против политкорректности (она очень полезна и важна в современном обществе), однако, в том числе, и из-за неё тоже, не приходится надеяться на быстрое распространение апилогии в массы.

NB! И еще важный момент. Даже если со временем выяснится, что корреляция между красотой и мутационным грузом незначительна (или отсутствует), это мало что поменяет относительно большинства остальных аспектов полового отбора, изложенных в этой книге. Например, связь «репродуктивного успеха» с красотой все равно остаётся в такой модели (теории) полового отбора у людей, просто базироваться она будет на само́й привлекательности красоты. Получается, что, с одной стороны, если хочется понять половой отбор, надо понимать и про мутации, а с другой стороны, даже если выяснится, что мутации тут не при чём, это почти не поменяет общую картину полового отбора у людей. И это не противоречие, это скорее признак «устойчивости теории», описывающей половой отбор.

Вопрос. А авторам не кажется, что если исследование, показавшее заметную корреляцию между красотой и здоровьем, провели в относительно благополучной стране, то результаты не очень надежны так как современная медицина «смазывает» картинку, влияя на здоровье людей?

Ответ. Тут надо, во-первых, смотреть что именно исследуют на корреляцию с красотой. Если речь, скажем, об инфекциях, то результат и правда будет не очень показателен так как инфекционная обстановка в благополучных странах, если не считать всеобщих пандемий, относительно благоприятная. Если же речь, скажем, о неких хронических соматических заболеваниях, то это уже имеет смысл.

Во-вторых, желательно чтобы такие исследования делались на достаточно большой выборке. Чтобы нивелировать влияние различных сторонних факторов на результаты.

Вопрос. Но вы-то в вашей книге, касательно корреляции между красотой и здоровьем, приводите в пример только одно реально большое исследование. Разве этого достаточно для таких теорий и утверждений?

Ответ. Так даже если бы не было корреляции между красотой и здоровьем, связь между «репродуктивным успехом» (то есть количеством потомков) и красотой все равно бы сохранялась – за счет того, что у более красивых родителей, в среднем, рождается более красивое потомство. Которое, когда вырастет, будет иметь за счет этого преимущество в плане количества партнерш и их красоты (см. концепцию «сексуального сына», которой мы уже касались в книге).

Вопрос. А вот в «патриархальной» модели общества, которая очень у многих народов сохранялась до относительно, по историческим меркам, недавнего времени, каким образом мог существовать механизм отбора по красоте мужчин?

Ответ. Во-первых, даже при патриархате при выборе будущих мужа / жены (при участии родителей) внешность (и мужчины, и, тем более, женщины) должна была играть некоторую роль, просто поменьше. То есть половой отбор мог, по крайней мере, способствовать неравномерности распределения мутационного груза и в старые «патриархальные» времена тоже. С нашей точки зрения, имеет смысл несколько критически относится к информации о том, что в целых странах молодые вообще не имели/не имеют права что-то решать при выборе партнера. В каких-то отдельных странах или социальных группах, в течение какого-то исторического отрезка (например, каста брахманов в Индии в старые времена или свидетельства испанцев о брачных обычаях в империи инков, и другие подобные примеры) — возможно, и то до некоторой степени. В обществах с большей свободой выбора будущего партнера, даже если о браке договариваются родители, когда будущим супругам еще совсем мало лет, повзрослевшие дети могут иметь уже свое собственное мнение по поводу будущего партнера.

Во-вторых, неверно считать, что при патриархате у женщины совсем не было выбора от кого зачинать часть детей (бо́льшая часть детей, понятное дело, получаются все-таки от мужей, но, предполагаем, далеко не все дети были от мужей, во все времена). Хотя, выбора, в плане сексуальных партнеров, у людей, скорее всего, было поменьше, чем сейчас, в силу разных причин.

В-третьих, до недавнего времени, в отсутствии современной медицины и относительно комфортных современных условий жизни, был очень сильный остальной «естественный» отбор, очищающий вид от вредных (то есть уменьшающих «приспособленность» особи) мутаций. Когда же улучшились условия жизни (и женщина, и мужчина получили больше возможностей выбирать сексуального партнера) — усилился отбор по «красивости».

Вопрос. В средние века естественный отбор по здоровью был, ясное дело — более жестким, чем сейчас (медицина и условия жизни были несколько иными). И почему тогда на портретах, изображающих средневековых людей европейского типа (чью внешность, мы, по идее, должны вполне адекватно оценивать), мы не видим сплошь «генетически качественных» красавцев?

Ответ. Тут целый ряд моментов.

Во-первых, даже при очень сильном отборе, будут люди относительно красивые и наоборот — разброс всегда есть.

Во-вторых, по-видимому, сам половой отбор был слабее, из-за патриархата. По крайней мере, в средневековой Европе он явно должен был быть слабее, у женщины было все-таки меньше возможности выбирать.

В-третьих, люди в то время видели вокруг себя лица, немного отличающиеся от лиц, которые мы видим сейчас. То есть для нас «средне-арифметическое» из виденных лиц сейчас немного отличается от «средне-арифметического» из виденных лиц для человека, живущего в то же время примерно на той же территории. Соответственно, программа полового отбора не до конца способна оценить степень красивости лица, принадлежащего средневековому мужчине или женщине.

Вопрос. А как насчет известной гипотезы, что красота так важна в половом отборе, потому что когда-то, случайным образом, появила(и)сь мутация(и), давшая(ие) свойство «предпочитать для секса красивых партнеров»?

Ответ. Мы поддерживаем эту гипотезу. И вообще, она отлично вписывается в эволюционную теорию полового отбора. Но каким образом из случайно возникшей мутации это свойство могло закрепиться в целой популяции?

Ответ на этот вопрос, в основном, дал в первой половине 20ого века известнейший генетик Рональд Фишер.

Прежде всего, эта (или эти) мутация(и), гипотетически, за счет так называемого «генетического дрейфа» (ненаправленное случайное изменение частот генов в общем генофонде популяции, происходящее в силу вероятностных причин) могла(и) распространиться на некоторый процент особей. Другими словами, некоторый процент людей таким образом могли начать ценить в половом партнере то, что мы называем «красотой».

Затем, предположительно, возможны были следующие варианты (механизмы формирования у нашего вида свойства «предпочитать для секса красивых»):

предположительный механизм 1 («фишеровское убегание», модель которого была разработана Рональдом Фишером в первой половине 20ого века; опишем его тут в целом и очень кратко, подробное описание «фишеровского убегания» можно найти в учебниках по эволюционной биологии): если признак (в нашем случае «красота») становится востребованным у противоположного пола, то особи, вообще обладающие способностью «ценить» его, получают репродуктивное преимущество за счет того, что повышается вероятность спаривания с партнером, обладающим таким признаком, и соответственно иметь потомство, обладающее и этим признаком, и свойством ценить его. В результате, через некоторое количество поколений, такая мутация (или ряд мутаций), например, свойство «предпочитать для секса красивых», может распространиться в генофонде на подавляющее большинство особей.

В принципе, «фишеровское убегание» может «подхватить» и бесполезный признак. Но чаще оно «подхватывает» полезные вещи, например, красоту у людей (которая, напомним, является приблизительным маркером относительно малого количества вредных мутаций).

«Фишеровское убегание» может работать в паре с каким-либо другим механизмом: например, у павлинов - то, что яркий хвост привлекает внимание самки своей яркостью - не противоречит «Фишеровскому убеганию», а просто показывает, что еще могло способствовать «подхватыванию» эволюцией этого признака.

При этом сложно даже предположить: когда это свойство — предпочитать для секса красивых, ценить красоту в партнере, могло стать превалирующим у нашего вида, или у наших эволюционных предшественников. Сложно определить тут временну́ю границу;

предположительный механизм 2 («групповая оценка» — возможный, с нашей точки зрения, дополнительный механизм формирования у людей свойства предпочитать красивых партнеров для секса): наблюдая за тем, что вот такая внешность востребована у других, человек тоже начинает считает такую внешность ценной / привлекательной — «красивой»

Вообще, если у некого биологического вида существует какое-то свойство (например, свойство «предпочитать для секса красивых» у людей), то понятно, что оно появилось в какой-то момент, в результате мутаций. Проще говоря, любой признак должен был когда-то впервые появиться, прежде чем закрепиться в генофонде. При этом биология как наука пока еще не настолько развита, чтобы всегда можно было найти и определить какие конкретные гены, какие конкретные мутации, и в какой степени, отвечают за некое достаточно сложное свойство. И вряд ли за достаточно сложное свойство отвечают только гены. Например, как мы уже отмечали в Главе 1, программа оценки «красоты» — отчасти «выученная» (а не только генетическая).

Заметим, что какой бы механизм не был «ответственен» за наше стремление к красивым партнерам, отбор по красоте, как мы уже не раз обсуждали, скорее всего, помогает противостоять накоплению вредных мутаций в генофонде. А уж по какому механизму «красота» стала такой важной — какая нам, в данном аспекте, разница? Это ведь ничего принципиально не меняет в изложенной концепции касательно роли красоты в противостоянии накоплению вредных мутаций в генофонде. Если, скажем, «поработало» «фишеровское убегание» — то тогда у нас просто еще один пример, когда оно оказалось полезным для некоего вида (в данном случае, для нашего вида — Homo sapiens).

«Фишеровское убегание» может предполагаться и в качестве механизма для формирования привлекательности в половом отборе особых «индикаторов приспособленности» — «гандикапов». Пример того, что такое «гандикап», мы уже разбирали в Главе 2 — привлекательность «мужественной челюсти» у мужчины (признак пройденного его иммунной системой, в подростковом возрасте, «стресс-теста» относительно высоким содержанием тестостерона).

При этом известны примеры, когда наука может идентифицировать некий признак у самцов некоего биологического вида, ведущий к повышению привлекательности для самок, но при этом не получается точно определить к чему этот признак вообще относится: к каким-то «полезным» качествам генома (например, к здоровью) или, может быть, вообще ни к чему не относится и это просто некая случайно закрепившаяся в генофонде (возможно, благодаря тому же «фишеровскому убеганию») достаточно бессмысленная вещь, не несущая никакой дополнительной функции, кроме собственно привлекательности. Как пример — усы у самцов моллинезии (Poecilia sphenops): ученые не могут пока что понять, в чем целесообразность того, что усы самцов у этого вида играют роль в их привлекательности для самок.

Немного отвлекаясь от темы красоты, можно обобщить, что, в принципе, и другие факторы привлекательности (например, способность женщин ценить в мужчинах «ресурсность») могли закрепиться, в ходе эволюции видов, по механизму «фишеровского убегания». При этом, понятно, что способность «ценить ресурсность самца» закрепилась в нашей эволюционной линии задолго до Homo sapiens — задолго до людей.

Заметим, что развитое сознание у нашего вида позволяет ассоциировать ресурсность, например, с деньгами. Однако сама базовая способность ценить ресурсность, очевидно, появилась и закрепилась в эволюции многих видов за миллионы лет до появления человеческого сознания.

Вопрос. А какие вообще бывают виды конкуренции за самок между самцами?

Ответ. Можно приблизительно выделить следующие способы такой конкуренции (встречаются по одиночке или в разных комбинациях, у разных биологических видов):

драки между самцами; увеличение длительности репродуктивной способности самцов; приспособления для эффективного поиска полового партнера, как, например, развитие сенсорных и локомоторных органов, чтобы быстрее локализовать полового партнера и достичь его; «охрана» (различными способами) самки от «посягательств» других самцов; так называемые «спермовые войны»: один из аспектов — сперматозоиды одного самца нейтрализуют сперматозоиды другого. Могут быть и другие эффекты; насильная копуляция (тоже иногда рассматривается как разновидность конкуренции между самцами в живой природе — кто быстрее из животных самцов «займет» репродуктивный аппарат самки своим потомством); конкуренция за выбор самок. И эта конкуренция тоже может быть очень различной. Например, предоставление территориальных или пищевых ресурсов. Или обман. Или звуковые сигналы. Или внешность самцов — «половые украшения (англ. — «sexual ornament»). И так далее.

Возможно наличие нескольких методов конкуренции за самку в рамках одного биологического вида.

Надо сказать, что природа в этом плане очень разнообразна.

Вопрос. А какие в природе вообще бывают виды (форматы) межполовых взаимоотношений?

Ответ. В природе мы можем наблюдать все разнообразие: от моногамии (классический пример — аисты), до различных разновидностей полигамии у приматов: например, у шимпанзе — это полигамия с преимуществом высокоранговых самцов, а у верветок — просто полигамия.

Вопрос. Раз уж половой отбор устроен у разных видов немного (а иногда и очень сильно) по-разному, что и как (в их половом отборе) способствует противостоянию накоплению вредных мутаций?

Ответ. Что именно в половом отборе, и как именно, предположительно, может способствовать противостоянию накопления вредных мутаций у разных других биологических видов, не является предметом рассмотрения в данной книге. Чуть ниже мы лишь косвенно коснемся этих вещей, в отношении обезьян.

Стоит тут, кстати, еще напомнить, что и само половое размножение, безотносительно полового отбора, противостоит накоплению вредных мутаций — этот момент мы довольно подробно разбирали в первой главе.

Вопрос. А авторы понимают, что подобные рассуждения про роль внешней привлекательности самцов, мягко говоря, нравятся не всем?

Ответ. Само собой. При этом люди, в силу защитных механизмов психики, быстро или не очень быстро, «находят» «аргументы» против. К примеру, такой вот «эволюционный» «аргумент» — начинаются рассказы, что мол, разве «альфа-самцу» в доисторической стае могла отказать какая-нибудь самка?! Значит этот ваш отбор по «привлекательности» мужских особей (в чём бы она не выражалась у разных видов), в эволюционных масштабах — полная ерунда! Не принимая во внимание:

ни то, что в животных обезьяньих социумах становиться «альфами» будут, по большей части, самцы с хорошим генетическим здоровьем. Другими словами, в природных условиях, по идее, должна иметь место вполне себе положительная корреляция «альфовости» с качеством генома. То есть особь с более качественной генетикой в результате опять-таки получает больше потомства, несмотря на некоторую ограниченность в выборе партнеров у самок.

Однако, в цивилизованном, человеческом обществе, где вожаком, статусным мужчиной, может стать вовсе не обладатель крепкого, от природы, здоровья, отбор мужчин по внешнему признаку качественного генома — по «красоте», логически должен иметь довольно большое значение. Что мы и наблюдаем в жизни.

Надо сказать, что существуют и другие биологические виды, помимо человека, у которых половой отбор тоже может осуществляться как по привлекательности, так и через физическое противостояние самцов;

ни то, что не у всех видов обезьян имеет место быть «крайняя ситуация» с отсутствием у самок выбора (проще говоря, у разных видов обезьян «альфа» может получать более или менее заметное преимущество в спариваниях с самыми привлекательными самками). При этом какую часть биологических программ поведения и в какой степени мы унаследовали от какого именно вида — сказать очень сложно.

Еще заметим, что у некоторых видов приматов в половом отборе существует некий баланс между «альфовостью» и «заботливостью» самца;

ни то, что даже у тех видов обезьян, где «альфа» имеет большое преимущество в спариваниях перед другими самцами, помимо «альфы», самка, по наблюдениям ученых-приматологов, «дает» (не у «альфы» на глазах) и другим самцам, с более низким «рангом». В таком сценарии её выбор уже будет иметь значение.

Логично, с нашей точки зрения, будет предположить, что если она не захочет другого самца (не «альфу»), то, в случае его попытки спариться с ней, завизжит так, что «альфа» быстро прибежит «разбираться»;

итд. итп.

Вообще, существенная часть людей, по нашему опыту, сталкиваясь с какой-нибудь некомфортной для себя концепцией, довольно быстро находят «аргументы», позволяющие убедить самих себя в несущественности или даже неверности не нравящейся им концепции. Однако часть людей все же способна противостоять этому внутреннему желанию (если оно у них вообще возникает). Если их желание разобраться в предмете оказывается еще сильнее.

Вопрос. А бывают ли в природе виды, у которых самцы более избирательны, чем самки?

Ответ. Да. У морских коньков, у которых мужская особь участвует вынашивании потомства, происходит «инверсия ролей» - самцы являются «выбирающим» полом.

Есть также виды, у которых в зависимости от условий среды, происходит смена ролей при ухаживании: например, у африканских бабочек Bicyclus anynana в сухой сезон самки добиваются внимания самцов. Связанно это, как несложно догадаться, с острой зависимостью от поддержки питательными веществами со стороны самца в сухой сезон.

Вопрос. А откуда эволюционно взялась некоторая «привередливость» мужчин к внешности женщин? Почему бы эволюции было не сделать так, чтобы мужчина хотел вообще всех женщин репродуктивного возраста? Ведь даже если репродуктивная ценность красивых женщин, в среднем, выше, у некрасивых женщин ведь тоже есть какая-то их репродуктивная ценность.

Ответ. Хороший и глубокий вопрос. Попробуем ответить тут.

Начнем с того, что избирательность самцов встречается даже в дикой природе — если «альфа» не может «монополизировать» всех самок, то есть спариваться со всеми самками группы единолично, отстранив всех остальных самцов полностью (а он, чаще всего, не может) — то ему «выгодно» выбрать то, что «получше». Кстати, критерии, по которым самец определяет какая из самок «получше» — могут, конечно же, сильно отличаться от критериев нашего вида (известно, что у некоторых приматов большую роль играет «ранг» самки, её «зрелый» возраст итп.).

Теперь касательно избирательности мужских особей нашего вида. Тут, с нашей точки зрения, есть два основных момента.

С одной стороны, у нашего вида, эволюционно (из-за необходимости в долгой заботе и воспитании) сложился относительно большой мужской вклад ресурсов в потомство (даже если вкладывался не лично сам зачавший мужчина, то вкладывались другие члены группы, к которой он принадлежал) и склонность к долгим отношениям. И это, предположительно, одна из причин, по которым, эволюция «сделала» мужчин все-таки избирательными по красоте женщин (мужчины явно ценят красоток, в среднем, больше, чем некрасивых). Чтобы, если мужчина (либо тот, кто зачал, либо другие мужчины из его группы) и вкладывался/вкладывались, то в более генетически «качественную» (у людей — красивую) женщину из доступных, и в её потомство. То есть, в среднем, в более репродуктивно-ценную (потенциально), из доступных (напомним, что «репродуктивный успех» — это не количество детей, а количество потомков). Чисто на всякий случай заметим, что эволюция, образно выражаясь, не могла «знать заранее» как будет выглядеть современная жизнь людей — так эволюция не работает, она не может буквально «предугадывать». В результате получился просто надежный вариант полового отбора — с вот такой вот оптимизацией по ресурсам.

Опять-таки, на всякий случай, отметим еще очевидное: что даже если мужчина знает (понимает сознанием), что ему не придется лично вкладываться в потомство (например, она замужем за другим), программа полового отбора все равно работает точно также. Работает так, как она и сделана эволюцией — «предпочитает» красивых.

Что влияет на степень избирательности мужской особи? Понятно, что избирательность (то есть уровень «нижней планки») будет, во-первых, коррелировать с возможностью выбора (у более привлекательного выбор шире), пусть и не в 100% случаев. Попутно заметим, что избирательность может меняться из-за изменения уровня возможностей (например, стал успешней, «круче» — «девушки любят победителей»). Об этом мы еще поговорим в Главе 4.

Помимо влияния разницы между мужчинами по уровню их возможностей, на их избирательность (в выборе партнерш), присутствует еще и другой источник вариативности. Часть мужчин «от природы» обладают довольно низким порогом по внешности женщин («...почти всё, что движется»), другие напротив — крайне разборчивы. Мы уже немного касались этого момента в этой главе: по-видимому, этот момент связан с тем, что популяции эволюционно выгодно иметь в своих рядах и таких, и таких мужчин — с чуть-чуть разными стратегиями размножения, с приоритетом на качество или на количество. Чтобы было, с одной стороны, стремление к красоте, то есть к качеству генома, но при этом чтобы «не терялся» бы полностью и репродуктивный потенциал некрасивых женщин тоже, пусть он и меньше, чем у красивых. Так или иначе, сложно представить себе мужчину, вообще не учитывающего внешность женщины. То есть внешность — по любому важна.

Второй момент — безотносительно траты ресурсов. Порассуждаем тут еще, про оба пола, а значит и про мужской пол тоже.

1. Эволюция (то есть отбор), способствует размножению тех геномов, чья репродуктивная стратегия более выгодная.

2. «Хотеть красивых» («страшненькие», по факту, мало кому интересны) — репродуктивно выгодное биологическое желание, а иначе бы это свойство не закрепилось бы в генофонде.

3. При этом красота коррелирует, предположительно, с «грузом» вредных для здоровья мутаций.

Из 1, 2 и 3 получается, что желание «красивых» для секса должно, в том числе, способствовать уменьшению груза вредных мутаций в потомках. Репродуктивный успех по идее должен зависеть, в том числе, и от здоровья (а не только от того, сколько женщин соблазнят потомки мужского пола): чтобы размножится надо вообще-то сначала дожить до соответствующего возраста, а женщинам потом еще и выносить, и родить.

В итоге мы видим к чему пришла, в этом аспекте, эволюция нашего вида: пользуются спросом красивые женщины у мужчин (и красивые мужчины у женщин), как источник потомков с относительно небольшим грузом вредных мутаций, что очевидно, в среднем, хорошо для популяции.

Также не будем забывать, что конкуренция за красоту способствует неравномерности распределения качества генома (скажем так: не всем мужчинам для размножения достанутся красотки, у генетически «качественных» мужчин тут преимущество). Что, как мы уже подробно разбирали (и в первой главе, и в этой главе тоже, поэтому не будем тут подробно повторяться), способствует более эффективной отчистке генофонда от «вредных» мутаций.

Вопрос. А как так получается, что большинство мутаций – «нейтральны», то ест не «вредные» и не «полезные» (то есть практически не влияющие на «приспособленность» особи)?

Ответ. Несколько причин. Часть мутаций определяют признаки, особо не влияющие на приспособленность (цвет глаз, рисунок кожи итп.). Часть мутаций являются «синонимичными» - то есть они хоть и изменяют изначальный ген, но на тот, который кодирует тот же белок. Часть мутаций происходит в «неактивных» участках ДНК.

Вопрос. А почему в книге постоянно пишется об эволюции как о чем-то, якобы имеющим какие-то «цели»? Разве эволюция это не просто некая «биологическая машина», развивающаяся по определенным, на сегодняшний момент еще не до конца (мягко говоря), изученным, законам?

Ответ. «Цели эволюции», «эволюция сделала» — это всё идёт просто как фигуры речи. Скажем так, человеческому сознанию удобно представлять эти вещи как некое «целевое», якобы «разумное» действие.

Оно, кстати, в некотором узком смысле, и есть «целевое» — направленное общими законами материи (выживает и размножается, в основном, самое приспособленное). То есть не полностью хаотичное, если анализировать на достаточно длинной временно́й дистанции. Основной механизм, направляющий эволюцию — это, очевидно, отбор, при котором одни наборы генов выживают и размножаются лучше, чем другие. То есть имеют больший, в среднем, «репродуктивный успех».

Вопрос. А авторы в курсе, что многие люди вообще «не верят» в теорию эволюции? Например, один из аргументов противников эволюционной теории — что не найдено «промежуточного» звена между известными предшественниками Хомо Сапиенс и самим Хомо Сапиенс, в «эволюционной цепочке».

Ответ. Есть подозрение, что противники теории эволюции в данном случае не совсем понимают, что не обязано должно быть какое-то одно «промежуточное звено»: эволюция работает «мульти-аксиально», то есть это не одна цепочка, а множество пересекающихся эволюционных цепочек.

Впрочем, даже если конкретно этот момент станет общеизвестной вещью, у противников теории эволюции ведь есть и другие «возражения». Но это нормально, это жизнь.

Вопрос. А вот в книге много раз упоминается «репродуктивный успех».

А если человек, скажем, не хочет думать ни о каком репродуктивном успехе? Если он просто хочет жить и любить, и не беспокоиться ни о каком «репродуктивном успехе»? Что если некоему человеку реально всё равно сколько и каких у него будет далеких потомков?

Ответ. Уважаемый читатель, речь в книге действительно много раз идёт про «репродуктивный успех». Но это лишь потому, что без этого понятия, и без хотя бы приблизительного понимания какую роль в системе полового отбора играет «репродуктивный успех», по нашему мнению, не осознать качественно — как работает половой отбор. То есть такие вещи, как «репродуктивный успех» имеет смысл понимать, если хочешь в принципе разобраться в теме полового отбора, разобраться как он устроен и почему именно так. Вне зависимости от того, важно ли человеку (сознательно) или наоборот — не важно, сколько потомков будет лично у него.

Вопрос. А почему, когда речь идет о количестве половых партнеров и количестве детей (не всех потомков, а детей), речь идет, в основном, о привлекательности именно мужчин? Скажем, когда речь идет о зависимости между количеством потомков («репродуктивным успехом») и красотой женщины, эта зависимость объясняется, в основном, опять-таки, через привлекательность и количество детей у её сыновей, у её внуков мужского пола итд.

Интуитивно вроде бы понятно, что мужчинам, с репродуктивной точки зрения, больше «выгоды» иметь много женщин, чем женщинам иметь много мужчин, но как оно на самом деле?

Ответ. Наука, в основном, смотрит на эти вещи через так называемые «принципы Бейтмана». Один из которых как раз и утверждает, что у самцов чётче, чем у самок, выражена положительная корреляция между репродуктивным успехом и числом партнерш. Причем есть мнение, что чем больше мужской вклад в выращивание потомства у некоего вида, тем в меньшей степени этот принцип применим (но тоже примени́м). Но тут еще надо учитывать такой момент, что зачать может один самец, а вкладываться в его потомство — другой.

Правда, вокруг принципов Бейтмана, в последние десятилетия, наблюдается какая-то, с нашей точки зрения, не совсем здоровая, извините за не совсем политкорректное выражение, «суета». Некоторые люди пытаются утверждать, что ряд исследований якобы «опровергают» принципы Бейтмана. Создается впечатление, что не все из этих «опровергателей» хорошо понимают, что принципы Бейтмана вообще-то и не утверждают, что количество половых партнеров вообще не влияет на репродуктивный успех самок (скажем, понятно, что если самка не беременна, то чем больше секса, тем больше вероятность, что зачатие состоится). По сути, один из принципов Бейтмана всего лишь утверждает, что количество половых партнеров в большей степени влияет на репродуктивный успех самцов, нежели чем на репродуктивный успех самок. Всё относительно тут. Кстати, и сами эти принципы — не абсолютны, есть ряд исключений.

Следствие из принципов Бейтмана: самцу «выгодно» максимизировать число партнерш, а самке — быть «привередливой», выбирать партнеров с наилучшими генами, то есть половой отбор действует на самцов и самок по-разному. Это, по мнению многих ученых, и есть основная причина развития так называемого «полового диморфизма» (различий между полами по морфологии и по поведению). Мужской пол «соблазняет» и «конкурирует» (например, у самцов в ходе эволюции развивается физическая сила, относительно низкая избирательность). Женский пол становится «выбирающим» (физически слабей, более высокая избирательность).

Вопрос. А что насчет так называемого «половой конфликта», у людей?

Ответ. Обобщая, можно сказать, что конфликт полового отбора — это когда репродуктивный успех одного пола вступает в противоречие с репродуктивным успехом противоположного пола. Хорошо известный пример конфликта полов в природе: если самец богомола успеет убежать до того, как самка его съест, его репродуктивный успех повысится (раз уж останется жить и сможет оплодотворять других самок), зато её репродуктивный успех понизится — она недополучит важные питательные вещества.

Женщине нужны ресурсы и забота чтобы было легче вырастить потомство. С одной стороны, если мужчина поможет ей позаботиться о своих детях, это повысит шансы этих детей. С другой стороны, если мужчина сразу же бросит женщину, как только она забеременеет и побежит «делать детей» с другой — это может в итоге повысить общее количество его детей.

Вопрос. А авторам книги не кажется, что все эти рассуждения про отбор по красоте, в контексте «репродуктивного успеха», в современном мире не совсем уместны, так как многие современные женщины сознательно не хотят рожать детей?

Ответ. Тут два момента. Во-первых, как мы уже отмечали ранее в этой книге, какие именно лица противоположного пола нас сексуально привлекают не зависит от того, хочет ли человек сознательно зачать/родить детей или нет. Половая программа все равно реагирует на те же параметры в потенциальном партнере.

Во-вторых, если мужчина сознательно хочет завести своих детей с женщиной не ниже какого-то уровня привлекательности (а не лишь бы с какой, что конечно же, проще), то ему, конечно же, придется учитывать, хочет ли того же самого его партнерша. Ведь репродуктивное решение (рожать в итоге или нет) в современных свободных обществах — практически, по сути, в руках женщин.

Вопрос. Известно, что на выбор полового партнера могут сильно влиять такие факторы как раса, национальность итп. И как это укладывается в теорию полового отбора?

Ответ. Даже если выбор полового партнера осуществляется с учетом расы или национальности, это никак не отменяет остальных параметров. Скажем, даже если некая женщина ищет только среди своей национальности, кого она предпочтет между двумя парнями своей национальности: красивого/успешного или наоборот, при прочих равных?

Или, скажем, существуют исследования, что в США наименьшим успехом у женщин, в среднем, пользуются азиаты. Но опять-таки, что это меняет в том, как принципиально устроен половой отбор? Да ничего.

Вопрос. А как насчет фактора различного отношения женщин к сексу в разных странах?

Ответ. Да, есть и такой фактор. Но опять-таки, даже в той стране, в которой женщины проще идут на контакт с мужчинами, в итоге будут иметь значения те же (биологические) характеристики мужчины. То есть по-любому лучше быть красивым, высоким и успешным — больше шансов на успех у женщин.

Вопрос. А почему авторы считают, что в половом отборе у людей мужская красота имела такое уж большое значение?

Ответ. Авторы не считают, что мужская красота всегда играла очень большую роль. Скорее, правильно будет сказать, что в разные времена, в разных регионах, в разных условиях — могла играть роль бо́льшую или меньшую.

Вопрос. Возникает впечатление, что авторы все время пытаются подвести читателя к тому, что, типа, эволюция — это такой распрекрасный механизм, который вырабатывает нужные и полезные свойства. Но разве это всегда так?

Ответ. Мы не пытаемся «подводить» читателя к таким мыслям. Мы всего лишь пытаемся показать какие (и, главное, почему именно такие) механизмы полового отбора были сформированы в ходе эволюционного отбора у нашего вида — у людей.

Вопрос. А в чем биологический смысл того, что не все красивые люди обладают хорошим здоровьем?

Ответ. Это просто следствие несовершенства и приблизительности таких сложных биологических маркеров как «красота». Никакого «смысла» в этом несовершенстве, с нашей точки зрения, нет.

(Продолжение следует)

Продолжение ---> Продолжение книги про половой отбор у людей